Роман Хабарский

Ну, кто о чем или, как говорится, каждый о своем и каждому свое - это уже в последствиях. Так вот, о чем говорит Кургинян? Он рассматривает киношедевр феноменологичеки, имея ввиду (Рома, тихо! Тихо! Не возбуждайся пока! А то, щас узреешь "феноменоложество" и какие-нибудь там "акты введения имеющегося") воплощенное в полотне эрзац-бытие, навязывание мнимой подлинности и ложных смыслов, а также образ анти-героя, пассивно влекомого течением жизни, периодически вынужденного разрешать не им созданные коллизии (в мифологии это делали коварные боги, ныне не менее коварные художники), определяя границы добра и зла, что называется, в ручном режиме, то есть в рамках конкретной ситуации и без намека на внутреннюю конфликтность. Ну, как, разобрались с этической, нравственной подосновой? Будут ли западные культурологи и социологи выискивать в балабановском творении некие архетипы, свойственные русскому сознанию или нет - вопрос открытый. Так, ведь, и фильм этот не единственный в своем роде, хотя и один из самых ярких, а есть еще и реальность, да с такими персонажами и сюжетами, что и брат заплачет. И все это, именно вместе, вкупе, уже как-то оценивается. Правда, ведь? А сам фильм... А что, фильм? Фильм, действительно, яркий. Он цепляет. Он привлекателен. Привлекателен, как и любой миф, а миф это не просто фантазия. Миф должен цеплять и пробуждать в людях иллюзию возможности освобождения, прежде всего, от социальных пут, от навязываемых обязательств, с возможностью самостоятельно определять, что есть хорошо, а что не очень. Миф тем и привлекателен - своей мнимостью. Попытки соединить с реальностью мнимые представления о свободе в навязанных поведенческих моделях... Пожалуй хватит об этом. В конце концов есть Шукшин, которого тот же Кургинян называет вторым Сартром и ставит даже выше последнего. Читайте и да обрящите.
Но это Кургинян, пусть даже и в моей интерпретации. Что там такого конспирологического?

А что же Рома? А Рома как всегда о заднице, со всеми к ней вложениями-приложениями в виде дополнительных опций. Не может Рома без всех этих вложений и тех мест, куда эти вложения воткнуть возможно. Будь-то "обожаемые женские прелести" или "прелесть" универсальная для обоих полов. А потому Рома готов "изящно", в его представлении о прекрасном, "опрелестнивать" любые понятия, предметы, явления и т.д. Иначе не творчество, а только раздражающий и совсем не стимулирующий творческий зуд в известном "ложестве". Ну и конечно же, в этом, как всегда, только Кургинян и виноват.